– Вон они. – Гроувер кивнул, указывая на пару ребят младшего возраста, споривших о чем-то на местах для зрителей. – Бьянка и Нико ди Анджело.

Голову девочки украшала зеленая шляпа с широкими свисающими полями, словно она пыталась спрятать свое лицо. У мальчика, явно ее младшего брата, была оливковая кожа и темные шелковистые волосы. Разговаривая, оба постоянно размахивали руками. Мальчик перетасовывал в руках какие-то карточки. Сестра, казалось, упрекала его в чем-то. При этом она постоянно оглядывалась, словно чувствуя неладное.

– Они в курсе? – спросила Аннабет. – То есть ты сказал им?

– Сама знаешь, как это бывает. – Гроувер покачал головой. – Это может подвергнуть их еще большей опасности. Как только они поймут, кто они на самом деле, запах станет еще сильнее.

Он посмотрел на меня, и я кивнул. Я никогда по-настоящему не понимал, что означает запах полукровок для чудовищ и сатиров, но знал, что по нему тебя могут обнаружить и убить. И чем более могущественным полубогом ты становишься, тем аппетитнее пахнешь для чудовищ.

– Так давайте сграбастаем их и уберемся отсюда подальше, – сказал я.

Я двинулся вперед, но Талия положила руку мне на плечо. Заместитель директора доктор Торн выскользнул из какого-то дверного проема рядом с местами для зрителей и встал рядом с братом и сестрой ди Анджело. Он холодно кивнул нам. Казалось, его синий глаз ярко светится.

По выражению его лица я догадался, что Талии не удалось окончательно одурачить Торна своим фокусом с туманом. Он подозревал нас и просто выжидал, чтобы увидеть, зачем мы явились.

– Не глядите на детей! – приказала Талия. – Придется ждать возможности забрать их. Надо притвориться, что они нас вовсе не интересуют. Сбить его со следа.

– Как?

– Мы – трое могущественных полукровок. Наше присутствие должно смутить его. Запутать. Держитесь естественно. Давайте потанцуем. Но не спускайте глаз с ребятишек.

– Потанцуем? – переспросила Аннабет.

Талия кивнула. Она прислушалась к музыке и скорчила гримасу.

– Фу! Кто выбрал Джесси Маккартни? [2]

– Я выбрал, – обиженно ответил Гроувер.

– О боги, Гроувер! Это же для паралитиков. Ты мог бы поставить что-нибудь вроде «Грин дэй»? [3]

– Какой еще Грин? – не понял сатир.

– Не бери в голову. Потанцуем.

– Но я не умею танцевать!

– Сумеешь, я поведу, – сказала Талия. – Ну же, пошли, козленочек.

Гроувер только тихонько заскулил, когда Талия схватила его за руку и поволокла на площадку для танцев.

Аннабет улыбнулась.

– Что? – спросил я.

– Ничего. Просто будет хорошо, если Талия не слишком увлечется.

За последнее лето Аннабет вытянулась больше, чем я, что меня несколько смущало. Обычно она не носила никаких украшений, кроме своего ожерелья, которое ей присвоили как полукровке, но теперь в ушах у нее появились маленькие серебряные совы – символ ее матери Афины. Она сняла лыжную шапочку, и длинные светлые кудри рассыпались по ее плечам. Почему-то от этого она стала выглядеть еще чуточку старше.

– В общем… – Я пытался сообразить, что бы такое сказать.

«Держитесь естественно», – велела Талия.

О какой естественности, черт возьми, может идти речь, когда ты полукровка, выполняющий опасную миссию?

– Ну как, тебе удалось спроектировать еще что-нибудь симпатичное за последнее время?

Глаза Аннабет вспыхнули, как всякий раз, когда мы заговаривали об архитектуре.

– О Перси! В новой школе я освоила программу 3D-дизайн, и эта компьютерная программа позволяет…

Аннабет стала объяснять, какой монумент задумала воздвигнуть на Граунд-зиро [4] на Манхэттене. Она говорила о несущих конструкциях и фасаде, о строительных материалах, а я пытался слушать. Я знал, что она хочет стать суперархитектором, когда вырастет. Ей нравились математика, история архитектуры и прочая мура. Я с трудом улавливал даже общий смысл того, что она говорила.

По правде говоря, я был несколько обескуражен, услышав, что Аннабет так нравится новая школа. Впервые она пошла в школу в Нью-Йорке. Признаться, тогда я надеялся видеть ее чаще. Но это был чисто женский интернат в Бруклине. Они с Талией обе ходили туда, школа располагалась достаточно близко от Лагеря полукровок, и Хирон мог помочь им, если они попадут в беду. Я же посещал среднюю школу на Манхэттене и почти не виделся с ними.

– Вот здорово, – сказал я. – Значит, останешься до конца года?

Лицо Аннабет потемнело.

– Возможно, если я не…

– Эй! – окликнула нас Талия.

Она танцевала медленный танец с Гроувером, который то и дело сбивался с ритма, наступал на ноги Талии, и вид у него был мученический. Но ведь и ноги бутафорские. В отличие от меня у сатира имелся предлог проявлять подобную неуклюжесть.

– А ну-ка танцуйте, ребята! – велела Талия. – Глупо торчать здесь просто так.

Я нервно поглядел на Аннабет, затем на девчонок, стайками бродивших по залу.

– Ну? – спросила Аннабет.

– Думаю, кого же мне пригласить?

Она ткнула меня кулаком под дых.

– Меня, рыбьи мозги!

– О да, конечно.

Короче, мы вышли на танцпол, и я посмотрел, как продвигаются дела у Талии с Гроувером. Потом положил одну руку на бедро Аннабет, а она вцепилась во вторую так, словно собиралась опрокинуть меня броском дзюдо.

– Не бойся, не укушу, – сказала она. – Только честно, Перси, у вас, у мальчишек, что – танцев в школе не бывает?

Я промолчал. По правде говоря, танцы у нас бывали. Но я никогда не танцевал на вечеринках, обычно присоединяясь к парням, которые играли в баскетбол.

Мы прошаркали так несколько минут, и я пытался сосредоточиться на разных мелочах вроде гофрированных бумажных лент и чаши с пуншем, то есть на всем, кроме того, что Аннабет выше меня, ладони у меня потные и я постоянно наступаю ей на ноги.

– Так о чем ты говорила? – спросил я. – Неприятности в школе или что?

– Дело не в этом. Все дело в папе. – Она поджала губы.

– Угу. – Я знал, что отношения с отцом у Аннабет непростые. – Я думал, все пошло на лад, когда вы стали жить вместе. Что, опять мачеха достает?

– Он решил переехать, – вздохнула Аннабет. – Когда я только-только начала приспосабливаться к жизни в Нью-Йорке, он взялся за эту дурацкую новую работу – какие-то там исследования для книги о Первой мировой войне. Переехать в Сан-Франциско!

Она сказала это таким тоном, каким могла бы сказать: «Поля наказаний» или «За пазухой у Аида».

– Значит, он хочет, чтобы ты поехала с ним? – спросил я.

– На другой конец страны, – жалобно ответила Аннабет. – А полукровки не могут жить в Сан-Франциско. Ему следовало бы это знать.

– Почему не могут?

Аннабет вытаращила на меня глаза. Может, решила, что я шучу.

– Ты знаешь. Это ведь прямо там.

– А-а, – протянул я. Я понятия не имел, о чем она, просто мне не хотелось показаться совсем уж идиотом. – Значит… ты больше не приедешь в лагерь?

– Все гораздо серьезнее, Перси. Я… наверное, мне следует сказать тебе кое-что… – Вдруг она застыла как вкопанная. – Их нет!

– Что?

Я проследил за ее взглядом. Места для зрителей. Два полукровки, Бьянка и Нико, исчезли. Дверь рядом с местом, где они сидели, распахнута настежь. И доктора Торна тоже нигде нет.

– Надо позвать Талию и Гроувера! – Аннабет исступленно озиралась. – Куда они подевались? Пошли!

Она бросилась в толпу. Я уже собирался последовать за ней, когда у меня на пути выросла плотная группка девчонок. Я предпринял маневр, чтобы обойти их и избежать обработки бумажными лентами и помадой, но, когда я освободился, Аннабет исчезла. Я обвел взглядом зал, ища Талию или Гроувера. Вместо этого я увидел нечто, отчего кровь у меня застыла в жилах.

Примерно в пятидесяти футах от меня на полу спортивного зала лежала зеленая шляпа с широкими полями, какая была на голове у Бьянки ди Анджело. Рядом, россыпью, валялись карточки с картинками и цифрами. Затем я краем глаза заметил доктора Торна. Он поспешно продвигался к двери в противоположном конце зала, волоча брата и сестру ди Анджело за шкирку, словно котят.